Он прав, он прав; везде измена зреет —
Что делать мне? Ужели буду ждать,
Чтоб и меня бунтовщики связали
И выдали Отрепьеву? Не лучше ль
Предупредить разрыв потока бурный
И самому… Но изменить присяге!
Но заслужить бесчестье в род и род!
Доверенность младого венценосца
Предательством ужасным заплатить…
Опальному изгнаннику легко
Обдумывать мятеж и заговор,
Но мне ли, мне ль,
любимцу государя…
Но смерть… но власть… но бедствия народны…
Хотя болезнь Григория Лукьяновича, как мы уже заметили, и не разрушила его планов, и враги его: архиепископ Пимен, печатник Иван Михайлович Висковатый, казначей Никита Фуников, Алексей Басманов и сын его Феодор, Афанасий Вяземский — последние трое бывшие
любимцы государя — погибли вместе с другими страшною смертию, обвиненные в сообщничестве с покойным князем Владимиром Андреевичем и в участии в измене Новгорода, но звезда Малюты за время его отсутствия сильно померкла: появился новый любимец — хитрый и умный Борис Годунов, будущий венценосец.
Неточные совпадения
Серебряному пришлось сидеть недалеко от царского стола, вместе с земскими боярами, то есть с такими, которые не принадлежали к опричнине, но, по высокому сану своему, удостоились на этот раз обедать с
государем. Некоторых из них Серебряный знал до отъезда своего в Литву. Он мог видеть с своего места и самого царя, и всех бывших за его столом. Грустно сделалось Никите Романовичу, когда он сравнил Иоанна, оставленного им пять лет тому назад, с Иоанном, сидящим ныне в кругу новых
любимцев.
Любимец трех
государей [
Любимец трех
государей — Александра I, Николая I и Александра II.], Михайло Борисович в прежнее суровое время как-то двоился: в кабинете своем он был друг ученых и литераторов и говорил в известном тоне, а в государственной деятельности своей все старался свести на почву законов, которые он знал от доски до доски наизусть и с этой стороны, по общему мнению, был непреоборим.
— Властитель наш, богоизбранный государь-надежда, ты
любимец неба и земли. Повелевай нами; рады умереть за тебя все до единого, рады для тебя сложить головы свои и вражеские!..
При дворе нового
государя своего он был хитрый, проницательный министр, быстрый исполнитель его видов, вельможа твердый, хотя иногда слишком нетерпеливый, не знавший льстить ни ему, ни
любимцам его, выше всего почитавший правду и между тем неограниченно преданный его выгодам и славе.
— Властитель наш, богоизбранный государь-надежа, ты
любимец неба и земли. Повелевай нами; рады умереть за тебя все до единого, рады для тебя сложить головы свои и вражеские!..
Окружающие его стали превозносить его бескорыстие, меткость ума и выражать удивление, как это
государь не сделает чего-нибудь побольше для такого редкого
любимца.
— Благодарить тебе меня не за что — я забочусь о счастии вас обоих. Вернусь в Москву, буду бить челом
государю о твоем прощении, о снятии опалы с рода твоего; не поможет моя стариковская просьба — брата Никиту умолю,
любимца царского, а тебя от царского гнева вызволю…
— Вернись-ка, великий
государь, в слободу, там безопасливее, — наклонился к нему Григорий Лукьянович, — а я здесь останусь, сам доеду до князя Василия, открою глаза и ему, и князю Никите относительно их
любимца, может, они и сами согласятся, что, по нынешним подозрительным временам, надобно добраться до истины.
У
государя был
любимец негр-шут «Нарцисс».
Не имея возможности выслеживать
государя Александра Павловича в его Капуе, то есть на даче у Нарышкиных, граф Алексей Андреевич в то время, когда
государь проводил время в обществе Марьи Антоновны, то беседуя с нею в ее будуаре, то превращаясь в послушного ученика, которому веселая хозяйка преподавала игру на фортепиано, то прогуливаясь с нею в ее раззолоченном катере по Неве, в сопровождении другого катера, везшего весь хор знаменитой роговой музыки, царский
любимец нашел, однако, способ не терять Александра Павловича из виду даже и там, куда сам не мог проникнуть.
— Разве ты не знаешь и того, что, когда после болезни
государь ездил, по обету, на богомолье в Кириллов-Белозерский монастырь, то заехал в Песношский, близ Дмитрова, и был в келье Вассиана Топоркова,
любимца покойного князя Василия?
Граф Литта, главный виновник столь приятного для
государя события, оттеснил всех прежних
любимцев императора, за исключением графа Ивана Павловича Кутайсова, и получил огромное значение при русском дворе.
Против начетов этих трудно было спорить: их составлял
любимец Карла, председатель редукционной комиссии граф Гастфер, запечатлевший имя свое в летописях Лифляндии ненавистью этой страны; их утвердил сам
государь, хозяин на троне искусный, хотя и несправедливый, который, подобно Перуну [Перун — у восточных славян бог грома и молнии, бог земледелия, податель дождя.], имел золотую голову, но держал всегда камень в руках.
Это выводило из себя приближенных
государя, и в особенности
любимца Павла Петрович — графа Ивана Павловича Кутайсова.
Государь принял просьбу, находясь при разводе и стоя с
любимцем своим Архаровым.
Вы имеете много ближайших тому примеров: вы знаете, кто был тот, кого называет
государь своим Алексашею, дитею своего сердца, чьи заслуги вы сами признали; другой
любимец государев — Шафиров [Шафиров Петр Павлович (1669–1739) — известный дипломат петровского времени, в 1717–1722 гг. — вице-президент коллегии иностранных дел.] — сиделец, отличный офицер в вашей армии; Боур [Боур Родион Христианович (1667–1717) — сподвижник Петра, кавалерийский генерал, служивший в молодости в шведском войске и перешедший на сторону русских в сражении под Нарвой в 1700 г.] — лифляндский крестьянин.
Раз
государь увидел своего
любимца яростно оборонявшегося и руками и ногами от другого служителя, который бил его немилосердно. Петр Федорович, узнав, что соперником шута был полковой мусорщик, с досадой воскликнул...
— А
государь? — упавшим голосом спросил князь Василий, вводя в горницу «царского
любимца».
В это время предметы разговора
государя с его
любимцем беспрестанно менялись.
Хотя
государь Николай Павлович был, несомненно, расположен к нему, хотя он был
любимцем императрицы Марии Федоровны, знавшей, как привязан был к нему ее покойный сын, но все же граф Аракчеев хорошо понимал, что ему теперь придется разделить влияние на ход государственных дел с новыми, близкими
государю людьми, людьми другой школы, другого направления, которые не простят ему его прежнего могущества, с которыми ему придется вести борьбу, и еще неизвестно, на чью сторону станет
государь.
Толпы народа теснились на прилегающих к собору улицах и встречали и провожали как
государя, так и его
любимца восторженными кликами.